Иоанна Хмелевская - Убойная марка [Роковые марки]

— Она все время сидела рядом с тобой, когда ты работала? На руки смотрела, глаз с тебя не сводила? Не разрешала с места сдвинуться? И он тоже?

— Кто? — поперхнулась пивом Гражинка.

— Да оба они, светлой памяти Хеня и Вероника.

— А! Ну, знаешь, Хеня и Вероника — это два разных мира. И вообще, с Хеней ты сама договаривалась по телефону, а я видела его всего раза два в жизни.

— А я ни разу.

— Поначалу он вёл себя весьма сдержанно, но уже во время второй нашей встречи немного раскрахмалился…

И, опять вроде бы засомневавшись в чем-то, Гражинка замолчала, не закончив фразы. Это меня разозлило.

— Послушай, ты что со мной как-то странно говоришь? Ведь Веронику убила не ты. Да и Хеня, насколько мне известно, умер сам по себе, легально. Расслабься и давай выкладывай начистоту все, о чем пытаешься умолчать.

Опершись локтями о стол и уткнувшись подбородком в переплетённые пальцы рук, девушка вздохнула.

— Откровенно говоря, я и сама не пойму, в чем дело. Что-то тут не так. И думаю, мне лучше помолчать. Что бы я ни сказала, становлюсь ещё подозрительнее, так получается. А я не хочу и ещё не хочу, чтобы… Не хочу, чтобы мои глупые воспоминания навредили ни в чем не повинному человеку. Да и согласись, одни и те же вещи по-разному оцениваются. Одно дело мы с тобой, и совсем другое — полиция. И тут ничего не попишешь.

— Но они просто должны всех подозревать, должность у них такая, — попыталась я растолковать девушке.

— Вот именно, — подхватила та. — Потому я так страшно и задумываюсь над каждым словом, так и сяк обдумываю, боюсь, как бы мне это не повредило.

— Уже повредило. Кончай думать в одиночку, поделись со мной. Скажи честно, что было, что ты видела. И что знаешь. Так заговаривал с тобой Хеня о монетах или нет?

— Я их даже видела, — после бесконечно долгого молчания промолвила Гражинка, причём каждое слово явно давалось ей с трудом.

— Он тебе показывал свою нумизматическую коллекцию? — воскликнула я.

— Напротив, он её скрывал от меня.

— Тогда как же ты могла её увидеть?

И опять нам помешала официантка, принеся заказ. Вареники не обманули моих ожиданий, пиво было холодное, как и полагалось, — одно удовольствие так вкусно поесть. Особенно это полезно, когда человек оказывается в стрессовой ситуации, вот как я сейчас. Постепенно, по мере насыщения, я обрела способность вновь бросить все силы на умственную работу.

— Ну так говори же! Каким образом тебе удалось её увидеть?

— Я подглядела, — с трудом выдавила из себя Гражинка. — Случайно, я даже не сообразила, что подглядываю. Случилось это год назад, ещё до его смерти.

Ясное дело, что не после. И я потребовала подробностей.

— Ты велела мне отправляться к нему во второй раз, — с лёгким упрёком начала девушка. — Это и был тот второй раз. Нет, погоди, я должна отвлечься. Когда я пришла к нему первый раз, он был какой-то злой, нахмуренный, может, потому, что я пришла немного раньше назначенного, он чем-то занимался и чуть ли не силой вытолкнул меня из комнаты. Я не поняла, чем именно он занимался. Только приоткрыла дверь, конечно постучав, и мне показалось, что он сказал «проше». Ну, я и вошла и с порога принялась извиняться, что явилась раньше времени. Дело в том, что погода была паршивая, я торопилась и позволила себе заехать к нему раньше условленного времени. Я ехала в Германию и хотела засветло добраться… А он! Сорвался с места, поспешно и даже как-то испуганно прикрыл то, что стояло на столе, подбежал ко мне и хоть вежливо, взяв под локоток, но вытолкнул за дверь.

Так что мы все время проговорили на крылечке перед входной дверью, даже присесть не на что было. И разговор получился скомканным. Он подтвердил: да, ты ему звонила, возможно, он найдёт свою спецификацию марок, но не сейчас, позже. Сейчас он очень занят. И вообще я явилась раньше времени, он ещё не решился, отложим до следующего раза. И мы договорились о следующем разе. Договорились, что я заеду к нему через три недели, на обратном пути. И все.

— Ну хорошо, а потом что было? — торопила я Гражинку, потому что она опять, судя по всему, налаживалась надолго замолчать.

— Ну а в следующий раз я не могла до него дозвониться, когда ехала, чтобы договориться о времени встречи, без конца «Абонент временно недоступен». А мы договорились лишь о дне, вот я и названивала, чтобы он назвал удобное для него время, да без толку. До Мадзи я добралась поздно, все говорили, что в такое время приличным людям не звонят, мне тоже не хотелось его злить, ведь и в самом деле мог уже спать. Поэтому звонить я стала утром. Трубку поднимала Вероника и всякий раз отвечала, что брат занят. В конце концов все это мне надоело, и я попросила сказать, что приду к ним около десяти утра.

Не знаю, передала она брату или нет, но к десяти я пошла. Дом оказался заперт. Я постучала, никто не отвечал. Тарабанить в дверь изо всех сил не стала, просто сошла с крыльца и пошла вокруг дома. Окна у них низенькие, и я в них заглядывала. Ну и увидела на столе той комнаты, из которой он меня тогда выгнал… увидела это.

И не только на письменном столе, но и рядом с ним, на табуретке, на стульях… разложены такие чёрные плоские подносики с углублениями, а в углублениях — что-то… И это что-то он рассматривал с каким-то типом.

— С каким типом?

— Не знаю. Я видела его склонившимся над столом, спиной ко мне.

— Но все же можешь припомнить: он выглядел стариком или молодым?

Гражинка пожала плечами.

— Ну что я могу о нем сказать? Не горбатый, не седовласый, обычная причёска, не косичка. Не лысый, в области темени у него ничто не просвечивало. Не стонал, растирая поясницу, не толстый и не совсем скелет…

— А жаль.

— И мне тоже. Так что особых примет я не запомнила. Стояла у окна и не знала, что делать. Осторожно постучать по стеклу или лучше вернуться к двери и в неё тарабанить? И все же, когда смотрела в окно, успела заметить большие коробки или ящики. Стояли они и возле стола, и под стульями, иногда один на другом и почему-то показались мне массивными, возможно, и железными. Такое они производили впечатление. Я уверена, что разглядывали они не марки, а остальное меня не интересовало. Отойдя от окна на приличное расстояние, я стала думать, как себя вести, и тут из города вернулась Вероника. С покупками. Мне показалось, что она немного растерялась, увидев меня, вот почему я решила, что брата она о моем визите не предупредила. Разумеется, я не стала упрекать её, ты ведь меня знаешь.

Разумеется, я её знаю. Я бы на её месте вела себя по-другому: метала громы и молнии и потребовала немедленно пропустить к пану Хенрику. Не я виновата, а Вероника, вот теперь пусть она и выпутывается из неловкого положения, в которое сама себя поставила. Ага, а потом кое-кто станет расписывать мою агрессивность… К тому же агрессия вряд ли вызвала бы у Вероники симпатию ко мне. Гражинка оказалась умнее, не стала восстанавливать наследницу против себя.

Приблизительно такие мысли крутились в голове, а наряду с ними вновь вспыхнуло подозрение. Гражинка как-то странно вела свой рассказ. Подробнейшее описание своего поведения…[4]

…свою нумизматическую коллекцию. Сама видишь, даже те, кто знали о марках, а их тоже было не так уж много, о монетах понятия не имели. И марки его не такая уж безумная ценность, чтобы из-за них убивать человека. А тот незнакомец знал о монетах. Я не стану утверждать, что именно он их и украл да ещё наследницу прикончил, но мог, скажем, кому-то сболтнуть. Во всяком случае, с ним непременно нужно пообщаться. Ты его узнаешь со спины?

И уже в который раз Гражинка замкнулась, я просто кожей чувствовала: вот сейчас опять станет отпираться. Так и есть.

— Сомневаюсь, — с трудом выдавила она из себя. — Скорее нет.

— А если пойти путём исключения? — настаивала я, отчаянно не желая расставаться с представившимся шансом. — Он не был ярко-рыжим?

— Нет… скорее нет.

— А может, у него были жутко кривые ноги?

— Ног я хорошенько не рассмотрела. Столик мешал, да и стулья заслоняли.

— А что же ты рассматривала? — сурово допрашивала я.

— Ничего конкретно, — уже совсем жалобно и из последних сил проговорила Гражинка. — Просто смотрела. Теперь думаю — больше на эти подносики с монетами, как бы иначе я заметила кружочки монеты в углублениях подносиков. Ведь кружочки могли быть чем угодно, не обязательно монетами.

— Чем же они могли быть?

— Нитками, например.

— Какие ещё нитки?

— Ну откуда мне знать? Катушки с нитками. Для вышивания. Или разноцветные камушки, какие-нибудь геологические редкости. Вот ещё засушенные растения…

Я вынуждена была согласиться.

— Ты права, все могло быть. Думай, думай! Слушай, но ведь этот тип был одет?

— Будь он раздет, уж я непременно обратила бы на это внимание, — сухо заверила меня девушка.